XVI

Домой – это значит к отцу. Моей матери уже давно нет в живых. Я и раньше была сиротой.

Симпатия, нежность и теплота делают характер слабым.

Свидетельствуют о плохом воспитании. Мелкобуржуазном.

В восемь лет мне подарили наручные часы. Это был единственный день рождения, который я помню. Все остальные дни рождения были обычными днями. Просто получала, наконец, то, что и так было нужно.

Мне никогда не дарили то, что я хотела сама. Единственный ребенок не должен быть избалован. Чтобы не причинить ему вред. Чтобы он не скатился до мелкобуржуазного, эгоистического поведения. У всех девочек в нашем доме были такие красивые коляски для кукол! Как я хотела себе такую же!

Отношения Румынии с Китаем тогда еще были в порядке. Это можно было видеть и по моим игрушкам. У меня было очень много механических игрушек из Китая, мать очень гордилась ими. В шесть–семь лет я не думала о политике и ничего не хотела знать о пропаганде и хороших отношениях с коммунистическим Китаем. Коляска для кукол как у Юлианы, из Германии, казалась мне намного лучше, и мне очень хотелось такую же.

Мои родители в один голос заявили мне, что ожидали от меня большего понимания, чем от других детей. Что я должна научиться отказывать себе и не идти на поводу каждого желания. Быть хозяйкой своих желаний. Владеть собой. Показать силу воли. Потому что мы — Новые Люди. Люди Новой Эпохи. Мы сильнее природы. Мы, дети партии, должны быть примером для других.

Я не знаю, все ли дети должны были выслушивать эти проповеди. Но все девочки рано или поздно получали эту треклятую коляску для куклы. Эту белую капиталистическую коляску. Эту коляску, воспитывающую вялость, лень, и портящую детей. Но зато у меня появился багги.

Багги. Зеленый. Такой поносно зеленый, что мне было стыдно. Мне и так должно быть стыдно, говорил отец. Потому что я не умела отказывать себе. И то, что у родителей Юлианы есть родственники на Западе, это плохо.

Не знаю, не тогда ли уже было решено с закатом социализма, когда девочки из партийного дома получили декадентские коляски для кукол.
— Увидишь, что вырастет из твоей дочери, если будешь беспрекословно выполнять все ее желания, — сказал отец, когда мать проявила слабость, сдалась и купила мне „коляску для куклы“. Багги. Зеленого цвета.

Я очень рано отвыкла от своих желаний. Мне не хотелось китайских игрушек. Мне хотелось коляску для куклы и простой кукольный чайный набор. Но этого я так никогда и не получила. Ни одной из этих броских вещей, стоящих у нас за витриной, я никогда не хотела иметь. Меня никогда не спрашивали, а потом вдруг сразу две из них появлялись, как сюрприз.

— Ты разве не рада? — спрашивала мать.

Я очень рано разучилась радоваться. Мне никогда не хотелось ни медведя с барабаном, ни медведя с фотоаппаратом, ни продавца мороженого с тележкой, ни маленького китайца на велосипеде. И ни одной из тех игрушек, которые нужно было заводить ключиком, чтобы они постоянно кружились в узком кругу и замирали всегда в одной и той же позе. С поднятой рукой. С фотоаппаратом перед глазами. С поднятой барабанной палочкой.

Мне никогда не хотелось этих игрушек, хотя мать так гордилась нашей коллекцией. Мне разрешалось брать их с застекленной полки и показывать,

демонстрировать, если кто-то приходил в гости. Но это случалось не часто. А просто так мне не разрешалось играть с ними, они могли сломаться.

Китай, Венгрия, Югославия и так далее. Считалось, что коммунистический лагерь стал единым. Тогда еще не было Пражской весны. Но даже мы, дети из партийного дома, знали, что все это было неправдой. Радио Тираны вещало об империалистическом Советском Союзе и ревизионистских китайцах. Я не могу вспомнить, что думал об этом отец. А мать думала так: этим маленьким албанцам платят русские, чтобы подчеркнуть свободу мнений в коммунистическом блоке. Доказать демократию. Этим маленьким албанцам. Они преувеличивают. Слишком серьезно к себе относятся.

Антирусские настроения распространялись все шире. Как только наши освободители покинули страну, шепот недовольства стал еще отчетливее. Что, мол, русские стащили наши сельхозпродукты, полезные ископаемые и нефть. Пока нефть еще была здесь . После этого мы импортировали свою собственную нефть. Только немного дороже. Такие вот голоса стали слышны.

Что получили от нас китайцы, я не знала. Но я знала, что наши китайские братья делали море игрушек. Весьма усердно. Вручную. Чтобы детям румынских товарищей было во что играть. И чтобы миллионы маленьких китайцев получили работу, и имели возможность есть свою ежедневную порцию риса палочками для еды. И чтобы каждый китаец один раз в год имел возможность купить себе костюм.

— Это коммунизм, — говорил отец.

Моя подруга Мелитта и я, мы слушали его с открытым ртом.

Отношения Румынии с Китаем были тогда в порядке. Они были даже отличными, когда новый генеральный секретарь Коммунистической партии, который сам себя провозгласил президентом, человек гордый, привез из Китая Новые веяния. Культурную революцию. Подарок Мао. Вскоре после Пражской весны. Подарок от профессиональных революционеров. С поездки в Китай началась дружба с Большим Братом. С тех пор каждый маленький китаец стал братом каждого маленького румына. Но конечно, на каждого китайца не хватило. С тех пор анекдотов про китайцев в румынском фольклоре стало больше. И это тоже был показатель братства. Братства по несчастью. Только, чтобы маленьким китайцам было еще поганее. При желании, можно употребить и превосходную степень этого наречия. Для албанцев.

Культурную революцию нужно было строго охранять. Поэтому была снова введена цензура. Очень хотелось построить китайскую стену. Но это не подходило нашей Specific Național. Нас опять выручила национальная гордость. Ограничились колючей проволокой.

Vigilența. Бдительность.

Смерть. Серость. Депрессия. Сотни слов были запрещены. Это было позитивно настроенное общество, угрожающее всем нам. Негативными последствиями.

Времена менялись. Сохранять связь с внешним миром требовало мужества.
 

Перевeли на русский Татьяна Пахолкова и Влад Пряхин

______________________________________________________________________________

Бегство (нем. Vaterflucht) — первая часть трилогии «Оптимисты» Кармен-Франческа Банчу, немецкой писательницы румынского происхождения. Роман написан на немецком языке. Когда юная дочь высокопоставленного коммунистического чиновника бунтует против своего патриархального отца и отказывается от предначертанного пути Нового Человека / идеального гражданина, воплощающего в себе качества, необходимые для реализации видения утопической коммунистической системы в Румынии, она оказывается в точке невозврата. В книге Бегство (нем. Vaterflucht) рассказывается о мужественном пути молодой женщины, борющейся за свободу и индивидуальность в условиях коммунистического режима в Румынии. С помощью творчества и силы воли она противостоит экстравагантно жестокой дегуманизации, имеющей корни в идеологии, и в конце концов реализует себя — со всеми сопутствующими самореализации победами и потерями. Гипнотический стиль Банчиу, её скупой и бесстрастный язык красноречивы и эмоционально пронзительны. Книга обращена ко всем, кто в какой-то момент своего жизненного пути искал самопознание, прощение или надежду на исцеление в борьбе с идеологией.