1.

Что помню?
Звуки, звуки вокруг.
Слов не знаю, но ощущаю мелодию фраз. Всё – музыка: голоса людей, ветер за окном, звонок трамвая. Когда говорят очень громко, мне хочется плакать. Звуков слишком много, чтобы вместились в меня. Мне нечем дышать, я задыхаюсь и плачу.
Голоса становятся тише, медленней, ниже – удушье проходит.

Живу.

 (Громкость)

 

2.

Мама занимается с учениками.
Я ползу по ковру. Мама говорит про полет звука.
Если звук может лететь, где его крылья? Наверное, они не видимы – звук летает и машет невидимыми крыльями.

Но как же звук выглядит сам, без крыльев?
Я лежу на животе и пытаюсь представить тело звука. Без крыльев. Но вместо тела – вижу лишь крылья. Крылья различных цветов: До – белое, с радужным переливом на перьях, Соль – золотое, Ля – красное.

Я понимаю: звук это и есть крылья – длинные, короткие, цветные, волнистые; звук – это не только их полет, но и шлейф, порез воздуха после полета, исчезающий как круги на воде.

Звук – это то, что продолжает звучать в памяти, когда самого звука уже нет.

(Что такое звук?)

 

3.

Мама держит меня на руках:
– Посмотри на свою коляску. Ты ее больше не увидишь никогда.

Смотрю через дверной проем в спальню. Там моя первая коляска – красная, высокая, намного выше меня.  (Взгляд снизу вверх.)

Но что значит «никогда»?
Странное слово, столь тяжеловесное, что я навсегда запоминаю это мгновение, коляску, мамины слова.

 (Что значит «никогда»?)

 

4.

Новую коляску мне покупать не стали. Вместо неё еще долгое время меня возили на складной коляске для большой куклы. Куклу я не любила и боялась – пластмассовое самодовольство, пустые глаза. Но кукольная коляска мне нравилась, я быстро уставала от ходьбы.

Когда я родилась, врачи сказали родителям, что у меня нет рефлекса ходьбы, и я не смогу ходить. В течение года испуганная мама возила меня ежедневно на процедуры. Я научилась ходить раньше срока.

Но больше всего мне нравится летать, слушая музыку, представляя сотни крылатых существ – звуков – держащих меня, не дающих упасть.

 (Отмененный приговор)

 

5.

Моя бабушка, Аличка, плохо ходит.
Её ноги искривлены, как две буквы «С»; в каждом шаге боль.
Аличка выводит меня гулять в сквер имени Цвиллинга.
(В коляске из-под куклы, которую я не люблю.)

Рядом на скамейку садится старушка в траурном платке.
Траур по сыну. Была война, Юрочке было десять лет. От водянки и голода он весь распух. Попросил принести пистолет: «Застрели меня, мама». Доктор сказал, что не доживет до утра. Он и не дожил…

Аличка: «Может, поможете нам завтра с Лерочкой?  Родители её всегда на работе; для яслей она слишком слаба, а мне тяжело с ногами…»

Марианна вошла в мою жизнь, стала членом семьи, хранителем детства.

(А ты со мной?)

 

6.

Мне три с половиной. Я уже знаю буквы и ноты, умею читать.
Я сочиняю сказки и истории, рассказываю их старому пианино Rönisch. Без музыки – слова теряют волшебство.

Если стоять на одной ноге, а другой нажать на педаль – то крылья звуков становятся длинными-длинными, уносящимися вдаль.

Я чувствую, что всё не то, что нужно…
Но что же – то?

(Поиск)

 

7.

Жаль, что я, сидя, до педали не достаю. Мама не разрешает мне играть на фортепиано стоя. Она считает, что это плохо для профессионального воспитания. Но мамы днем нет, а Марианна – не против. Стоя, я могу нажать на педаль и нарисовать море из звуков.

Море – спокойно. Море – громадно. Море – сине-синее в ми-бемоль мажоре. Волны арпеджио медленно плывут по клавиатуре. Появляется белый парус. Мелодия паруса – трепет и вызов, ведь парус ждет и жаждет бури.
– Ах, жаждешь ты бури?  Что же, покажу я тебе бурю!

Вот и буревестник летит, нарушая покой. Почернело синее море. Гроза в миноре – здесь много педали, кластеры грома, ветра вой. Звучит тема паруса, но корабль непоправимо разрушен собственной дерзкой мечтой. И тонет он бедный – тема паруса звучит всё ниже и ниже, опускаясь на дно море-океана.

Гроза прошла. Море спокойно, как прежде. Волны-трезвучия плещутся как ни в чем не бывало. Лишь в облаках – воспоминанием – звучит тема паруса.

Я рыдаю от восторга и ужаса драмы, разразившейся под моими пальцами.

(Чудовищная сила музыки)

 

8.

Когда мама приходит, я хочу повторить для неё историю корабля.

Но тема паруса теперь совсем иная, да и волны не те; как в кривом зеркале – красота стала карикатурой, уродством. Я плачу, но уже не от восторга, а от стыда: все опять «не то».

Куда же оно – «то» – делось?

(Куда?)

 

 9.

Мама говорит: «Чтобы сохранить «то», нужно записывать сразу, как только возникла идея», – и протягивает мне тетрадь для нот.
– Записать – это как, словами?
– Зачем словами? Ты же знаешь ноты. Словами нужно записывать слова, а нотами – музыку. С помощью нот ты сможешь вернуться и вспомнить то, что играла. Ноты – это машина времени. В прошлое, в будущее… Ноты – это то, что остается навсегда.
– А что такое «навсегда»?

(Что остается?)

 

10.

Каждое утро, проснувшись, я вспоминаю, что меня поведут в садик, и начинаю плакать. Папа подходит к моей кроватке. В руках у него пустая стеклянная баночка. Я продолжаю реветь.
– Держи – это слёзная копилка. Слезинки драгоценны, их нужно беречь. Если уж ты намерена плакать, то плачь в эту баночку, копи слезинки.

Я послушно плачу в баночку, коплю слёзы. Каждая капля – как пойманная нота, записанная мной в тетради для нот. Быть может ноты – невыплаканные слёзы?

Где ты, моя слёзная копилка?

(Невыплаканные слёзы)