In the evenings over the restaurants

Wild and unheedful is hot air,

And spirit of the spring entranced

Rules drunken shouts of people there.
 

Afar, above the drunken alleyway,

Above the bored summer estates,

With gold light luminesces the bakery,

And cries of children resonate.
 

And every even, beyond the railway gates,

Bending their collars as they walk,

Among the ditches, holding ladies’ hands,

Experienced jokesters stroll along.
 

Above the lake screech many engines, and

The women’s shouts resound with verve

And in the heavens, used to everything,

The disk of moon mindlessly curves.
 

And every evening, my friend singular

From sides of glass reflects at me

With dampness hardy and mysterious,

Resigned and deafened just like me.
 

And by the tables that are next to me

Linger the lackeys through the night,

“In vino veritas” shout happily

The drunkards with the rabbits’ eyes.
 

And every evening, in assigned hour,

(Or is this just my dream?) a girlish

Figure, in silk covered,

Strides past the window through the fog.
 

And slowly, passing by the drunkards and

Accompanied by none, alone,

Perfume and spring fog emanating

By side of window she sits down.
 

And with the ancient creeds are blowing

Her tight and incandescent silks,

And hat with feathers funereal, and

A slender arm covered with rings.
 

And, spellbound with a strange closeness,

I gaze on her dark jewelry

And I see the enchanted coast, and

Enchanted distance too I see.
 

To me entrusted are deep secrets all,

In my trust is somebody’s sun,

And all the facets of my soul

Sharp wine has pierced all as one.
 

And the bent feathers of an ostrich are

Swinging in my mind, duly bent,

And bottomless blue eyes from far

Away bloom on the distant land.
 

There is a treasure in my soul, and

The key is given just to me!

You are correct, you drunken monster, lad!

I see: In wine, there’s verity!
 
 
Незнакомка
 
По вечерам над ресторанами

Горячий воздух дик и глух,

И правит окриками пьяными

Весенний и тлетворный дух.
 

Вдали над пылью переулочной,

Над скукой загородных дач,

Чуть золотится крендель булочной,

И раздается детский плач.

 
И каждый вечер, за шлагбаумами,

Заламывая котелки,

Среди канав гуляют с дамами

Испытанные остряки.
 

Над озером скрипят уключины

И раздается женский визг,

А в небе, ко всему приученный

Бессмысленно кривится диск.
 

И каждый вечер друг единственный

В моем стакане отражен

И влагой терпкой и таинственной,

Как я, смирен и оглушен.
 

А рядом у соседних столиков

Лакеи сонные торчат,

И пьяницы с глазами кроликов

«In vino veritas!»* кричат.
 

И каждый вечер, в час назначенный

(Иль это только снится мне?),

Девичий стан, шелками схваченный,

В туманном движется окне.
 

И медленно, пройдя меж пьяными,

Всегда без спутников, одна

Дыша духами и туманами,

Она садится у окна.
 

И веют древними поверьями

Ее упругие шелка,

И шляпа с траурными перьями,

И в кольцах узкая рука.
 

И странной близостью закованный,

Смотрю за темную вуаль,

И вижу берег очарованный

И очарованную даль.
 

Глухие тайны мне поручены,

Мне чье-то солнце вручено,

И все души моей излучины

Пронзило терпкое вино.
 

И перья страуса склоненные

В моем качаются мозгу,

И очи синие бездонные

Цветут на дальнем берегу.
 

В моей душе лежит сокровище,

И ключ поручен только мне!

Ты право, пьяное чудовище!

Я знаю: истина в вине.
 
1906 г.