Гасан Гусейнов. Новые разговоры в царстве мертвых

Также в рубрике Эссе:

1. boris_romanchenko_ukraina_voyna_kholokost_02
Коммунальники складывают в черный мешок останки узника четырех немецких концлагерей Бориса Романченко, убитого при россойской бомбёжки Харькова. Фото: Reuters
Гасан Гусейнов. Новые разговоры в царстве мертвых

 
Жертв войны еще невозможно сосчитать. Российская Федерация вторглась в Украину 24 февраля 2022 года. Впервые с 1945 года крупные восточноевропейские города уничтожаются с помощью снарядов и ракет, которых еще не знали во время второй мировой войны. Уже убиты тысячи людей. Сотни детей, которые и не могли успеть даже всхлипнуть перед гибелью. Но есть еще люди, подробно, шаг за шагом объясняющие свою гибель в этой войне.

Жертв войны еще невозможно сосчитать. Российская Федерация вторглась в Украину 24 февраля 2022 года. Впервые с 1945 года крупные восточноевропейские города уничтожаются с помощью снарядов и ракет, которых еще не знали во время второй мировой войны. Уже убиты тысячи людей. Сотни детей, которые и не могли успеть даже всхлипнуть перед гибелью.

Но есть символические смерти. Одна — гибель в Харькове под российскими бомбами 96-летнего бывшего узника Бухенвальда Бориса Романченко. «Денацификация» — так назвали одну из целей операции руководители РФ. Но получилось, как обычно, наоборот. Начатое нацистами закончили путинцы.

Не приходится ожидать от такого покойника каких-то заявлений. Остается только немое остолбенение.

Но есть еще люди, подробно, шаг за шагом объясняющие свою гибель в этой войне. Самый заметный такой голос из царства мертвых подал 20 марта в своем телеграм-канале математик Константин Ольмезов. Текст последнего письма уроженца Донецка, с 2018 года жившего в Москве, войдет в хрестоматии истории этой войны. Для нас сегодня этот документ — послание еще не отошедшего в царство теней человека. Оно написано так, как будто читатель либо еще может что-то предотвратить, либо сам пойдет за Константином Ольмезовым. Потому что рассказанная им перед смертью история куда глубже, чем может показаться на первый взгляд. И интерпретируется она в украинских и российских источниках по-разному. С 2014 по 2018 гг. Константин жил в оккупированном РФ Донецке, а в 2018 решил продолжить образование в Москве, в знаменитом Физтехе, где занимался «наукой, которой не было в Украине — аддитивной комбинаторикой».

В первой части письма он рассказывает, что всегда считал «российскую культуру выше российской политики», и это заставляло его терпеть довольно привычное для России презрение к украинству как не вполне полноценной версии русского. Но должно было случиться 24 февраля 2022 года, чтобы разрушилась главная иллюзия — способность культуры победить политику.

26 февраля я попробовал покинуть территорию России. Это был поступок отчасти глупый, но лишь в той степени, в которой он был непродуманным. Я о нём не жалею, а жалею лишь о том, что не сделал этого 23-го, когда на то были все причины.

Я ехал защищать свою страну, защищать от того, кто хотел ее у меня забрать. Защищать своего президента, которого я сам выбрал, чувствуя в этом обязанность ту же, какую чувствует начальник, защищая своего подчиненного. К слову, в 2019 в первом туре я голосовал не за Зеленского. И в 2023 голосовал бы не за него. Но, как бы он ни был мне неприятен, для меня важна свобода выбора и свобода быть ответственным за выбранное, ответственным вплоть до полного переживания последствий. Это очень трудно объяснить многим россиянам и пророссийским украинцам — как насильственные изменения извне, служащие улучшению благополучия даже по всем параметрам, могут быть неприемлемы просто потому, что они насильственные и извне. Это что-то вроде вырывания из-под гиперопеки.

Сейчас уже невозможно определить, сколь многие успели прочитать все три поста Константина Ольмезова до приведенного им самим в исполнение приговора. Не исключено, что вокруг телеграм-канала «Константин и буковки», сегодня набравшего три с половиной тысячи подписчиков, возникнет скандал: автор слишком уж детально и без сантиментов описывает свой личный путь к самоубийству.

Но, очевидно, когда все тексты были выложены в сеть, они не смогли подвигнуть никого на то, чтобы связаться с автором и, может быть, уговорить того начать новую жизнь в Австрии, где его ждал какой-то совместный проект. Но автор не стал дожидаться дня, в который должен был вылететь в Стамбул.

Мне частично стыдно перед украинскими друзьями. Поверьте, я никогда не желал и не делал ничего плохого Украине и всегда был готов уехать, если вдруг начнется то, что началось сейчас. К сожалению, у меня просто не получилось, я просто недостаточно умело подошел к этому делу. Задержавшие меня ФСБ-шники говорили со мной как с предателем, но утром 24 февраля я сам почувствовал себя преданным. Да, как бы смешно это ни было, но, даже задолго признавая рационально и вслух, что война возможна, эмоционально это явилось для меня неожиданностью неожиданной степени. У меня была наивная уверенность, что юридическая деликатность в обращении с украинцами предполагает возможность вырваться в какой-то критический момент. Я слишком глубоко засунул голову в глотку тигра. Это вторая большая ошибка, мне есть, за что расплачиваться.

Сейчас из Украины бегут и те, кто уже лишился крова в Мариуполе, Харькове, Чернигове или Киеве, и те, кто только еще боится, что и до его города — Днепра или Одессы — доберутся представители русского мира. И таких людей на 23 марта уже почти три миллиона человек. Поток из России намного скромнее. От 300 до 500 тысяч человек. И это как раз те люди, в которых Константин Ольмезов видит нежелательных соседей по Москве.

Константин признается в любви к памятникам культуры Москвы и Киева.

Мне больно от каждого снаряда, падающего на улицы Киева. Читая сводки, я представляю себе виды этих улиц, районов. С первого дня до нынешнего я был всей душой с вами, хотя понятно, что никого этим не спас…

Первые пятнадцать суток войны Константин провел в следственном изоляторе, где его настигло еще одно разочарование — в тех товарищах по научной работе и вообще творческой жизни в Москве, которые и сами решили бежать из Российской Федерации, хотя им и не угрожала бомбардировочная авиация.

Я абсолютный атеист. Я не верю в ад, я иду в никуда. Однако это никуда мне милее, чем реальность, где часть народа откатилась в дикость, а другая часть этому потакает — хоть вскидывая руки в хоровом безумии, хоть „эвакуируясь“ подальше от линии фронта. Я не хочу быть ни с теми, ни с теми.

Ни с теми, кто дерет глотку на стадионе за миску гречневой каши, ни с теми, кто молча разбегается по бывшим столицам союзных республик СССР. И вот тогда становится понятнее фраза «мне частично стыдно перед украинскими друзьями». Как и многим русскоязычным украинцам, Константину показалось, что после оккупации Донбасса его столица теперь не Киев, а Москва. Но за те несколько лет, что он провел в предвоенной Москве, он впервые начал чувствовать себя украинцем, или — в глазах российских коллег — человеком второго сорта.

Когда в XXI веке армия посреди ночи нападает на совершенно чужую, совершенно не представляющую для нее опасность страну. И каждый солдат понимает, что делает, и делает вид, что не понимает. Когда министр этой страны говорит „мы не нападали“, а журналисты это транслируют. И каждый журналист понимает, что это ложь, и делает вид, что не понимает. Когда миллионы людей наблюдают за этим и понимают, что на их совести и истории окажется происходящее, и делают вид, что они ни при чём. Когда чёрное называют белым, а мягкое — горьким, и не заговорщицким шёпотом, и без подмигивания, а как будто от себя. Когда задорновская шутка про американца, говорившего, что „русские жестоки, потому что напали на шведов под Полтавой“ перестает быть шуткой и перестает быть про американца и шведов. Когда мир всерьёз обсуждает возможность того, что пытался предотвратить 75 лет, и не обсуждает никаких новых моделей предотвращения. Когда сила снова претендует стать главным источником правды, а предательство и лицемерие — главным источником спокойствия.

Когда вокруг происходит вот это вот все, у меня напрочь пропадает надежда на иной путь человечества. У меня напрочь пропадает желание что-нибудь делать для этих людей или с этими людьми. Я понимал, что такой откат рано или поздно произойдет, что животное неисправимо. Но я не представлял, что это возможно так быстро и так просто, словно по переключению тумблера. Имеет ли смысл то, чем мы жили раньше?

Кто бы мог подумать, что именно так возродится в русском мире древний жанр «разговоров в царстве мертвых». Что именно этими словами жертвы войны будут хоронить свою империю…
 
 


Оригинал статьи (на русском) был впервые опубликован в RFI 22 марта 2022.

Об Авторе:

1. guseynov891092
Гасан Гусейнов
Греция / Германия

Гасан Гусейнов — автор нескольких книг и более сотни статей по классической филологии и истории культуры, современной политике и литературе. С 1978 года преподавал во многих университетах бывшего СССР/России и Европы. В 2006-2007 годах вновь работал в Институте Восточной Европы. Соучредитель и профессор Свободного университета / Brīvā Universitāte (Латвия).

Gasan Gusejnov Гасан Гусейнов
Книжная полка
cover. not too heavy. Carlos. RoseFront
Carlos Penela

Двуязычный сборник избранных стихотворений Карлоса Пенелы, выдающегося галисийского поэта. Его ранние сборники стихов на галисийском языке были опубликованы в Галисии (Испания).

100 pms war
Юлия Немировская (редактор)

В этой антологии, составленной Юлией Немировской, представлены стихи русских поэтов, выражающие неприятие войны против Украины. Стихи на русском с английскими переводами.

1. Dislocation
Юлия Немировская (ред.) Анна Крушельницкая (ред.)

Антология стихов о войне между Россией и Украиной. Двуязычное издание (на русском и английском).

Видео
Проигрывать видео
Разговоры о книгах. Новая книга Зинаиды Палвановой
Продолжительность: 12 min.