Ольга Штейн o романe Татьяны Толстой «Kысь»

Также в рубрике Эссе:

slynx02
Две обложки романа Татьяны Толстой "Кысь"
Ольга Штейн o романe Татьяны Толстой «Kысь»

The Slynx by Tatyana Tolstaya
Перевод Джейми Гэмбрелл
Издательство Хоутон Миффлин. 275 страниц. ISBN: 0618124977

«Кысь» Татьяны Толстой немного напоминает роман Маргарет Этвуд «Оникс и Крейк». Роман Толстой переносит нас на двести лет вперед в постапокалиптическое будущее и создает антиутопию общественной жизни в деревне, стоящей на пепелище того, что когда-то было частью Москвы. Толстая демонстрирует, как значения слов атрофируются в определенных культурных условиях, в которых преобладает широко распространенное невежество и полное интеллектуальное обнищание. «Кысь» отличается от романа Этвуд и своим черным юмором. Отдаляясь от схемы романа Этвуд, «Кысь» приближается к парадоксальной атмосфере романов Джозефа Хеллера. Можно бы было изучить стиль сатиры в Catch-22 и сравнить его с романом Толстой, хотя сатира «Кысь» совсем другой породы: так как автор — русская, она использует традиционные элементы повествования. Кроме того, она пользуется своим «инсайдерским» пониманием национального сознания, демонстрируя накопившуюся гниль определенного социального и политического строя — а именно, эпохи коммунизма в Советской России. Однако ее искусная сатира не ограничена этим, а мораль, точнее, «месседж» её романа универсален: текст, письменное слово, каким бы богатым оно ни было, останется недоступным интеллекту, не подготовленному к нему культурой, какой бы развитой она ни была сама по себе.

«Взрыв» разрушил всё, но 200 лет спустя рудиментарная общественная жизнь как-то восстанавливается. В этой пародии на недавнее прошлое, небольшое общество советских граждан пребывает в крайней нищете. Основное питание людей, помимо червей и ограниченного количества легко выращиваемых овощей, состоит из мышей. Жители живут в крошечных хижинах—«избах», оборудованных дровяными печами и не имеющих других удобств. В зимние месяцы они замерзают чуть ли ни до смерти. Кроме того, многие страдают от «последствий» радиации в виде неприглядных физических мутаций. И тем не менее, даже этот клубок жалких бедняков держится вместе, страшный в своем раболепстве, многочисленными правилами и постоянно нарастающим диктатом, результатом неправильно истолкованных и забавно неправильно применяемых к реальности пережитками коммунистического режима и его бесконечной бюрократии. Иными словами, мало что изменилось. Это прежний абсурд, но теперь он оперирует на другом—более высоком—уровне абсурда.

«Правительственный подход», а также каждая деталь притупляющей сознание рутины повседневной жизни в деревне описываются главным героем Бенедиктом без малейшей иронии. Его образ жизни и безжалостное поведение начальства кажутся правильным Бенедикту, как и остальным невежественным членам этого сообщества, только потому что они не знают ничего другого. Кроме того, неосведомленные, запутанные рассуждения самого Бенедикта в полной мере отражают культурную спячку этого небольшого общества.

Архетип Бенедикта—Иван, всем нам известный герой русского фольклора; неотесанный, необразованный, но жизнерадостный «мужик», живущий, несмотря ни на что. Но в отличие от сказочного Ивана, у него нет никаких определенных желаний; время от времени на него находит некоторое понимание и тогда он страдает от своего рода экзистенциального отчаяния, от непроизвольного осознания того, что его жизнь сокрушительно пуста — что он не смог себя реализовать.

Женившись на красавице Оленьке, дочери ужасного «Главного Санитуриона» (каламбур, построенный на сходном звучании слов «санаторий» и «центурион»—пример того, как искажаются слова; как утрачиваются первоначальные значения слов), Бенедикт обнаруживает, что несмотря на то, что большинство жителей деревни живут в крайней бедности, некоторые катаются как сыр в масле, наслаждаясь роскошью, которую он и представить себе не мог. Одним из таких предметов роскоши является библиотека, заполненная «старопечатными» (т.е. изданными до Взрыва) книгами и журналами, то есть, именно тем, что запрещено читать обычным людям.

Библиотека и ее содержимое становятся идеей фикс Бенедикта. Он проглатывает все книги и журналы, но он неразборчив в своем чтении именно из-за того, что читает непрерывно. Он не понимает, что есть какие-то книги, которые лучше, важнее других, также как он не знает, что некоторые из них — литературные шедевры, а другие—ширпотреб или что некоторые публикации представляют собой практические руководства, в то время как другие затрагивают вопросы философского, морального и политического значения. Прочитав всё, он решает организовать библиотеку, расставляя материал по собственной методике: «… .Попеску, Попка-дурак—раскрась сам, Попов, ещё один Попов, Попцов, Илиада, Электрический ток, всё это он читал, Унесенные ветром, Русско-японский политехнический словарь, Сартаков, Сартр, Шолохов: Гуманистические аспекты, Софокл, Сортировка потребительских отходов, Стокард, Производство чулок и носков, … он читал всё это—и это—и это…»

Пытаясь произвести впечатление на деревенского мудреца Никиту Иваныча, Бенедикт хвастается, что читал о свободе, а точнее о том, «как добиться свободы». Он цитирует из «Плетения и вязания жакетов»: «При вязании проймы набираем две дополнительные петли для свободы движений. Мы вдеваем их в правую иглу, стараясь не затягивать слишком сильно». На это другой член общины, проницательный Лев Львович, отвечает: «Сильно затягивать мы здесь всегда умели». Юмор, конечно, довольно явный, но он демонстрирует полную неспособность Бенедикта извлекать значимые идеи из книг. Книги утешают его; он ценит их превыше всего или кого-либо еще, не только потому что он интуитивно чувствует их красоту или потому что они позволяют ему избежать скуки повседневной жизни, но несмотря на его пристрастие к чтению, книги не являются источником просвещения. Напротив—и весьма странно—они становятся орудием его разложения.

Сперва оказывая сопротивление, Бенедикт, тем не менее, позволяет своему тестю, амбициозному Кудеяру Кудеярычу, убедить себя в том, что ради «спасения искусства и культуры» он должен взять на себя обязанности санитара и помочь ему «лечить» невежественных и «духовно-нищих» членов общины, чтобы они не уничтожили все книги. Хитрый Кудеяр Кудеярыч обманывает Бенедикта, просто заманивая его обещанием новых книг; во всем, что касается книг Бенедикт проявляет необычную слабость. Он не только отчаянно нуждается во всё большем количестве книг, но и искренне сожалеет о том, что то, что он так сильно любит, может быть случайно повреждено или уничтожено теми, кто не понимает их ценности. Таким образом, он учится быть жестоким и наводит террор в своих усилиях «спасти» книги, не щадя никого— ни мужчин ни женщин, которые, подозревает он, могут взять и спрятать одну из книг. Такой ход мыслей в конце концов приводит его к выводу, что он обязан—«ради искусства»—помочь Кудеяру Кудеярычу «свергнуть правительство».

Сатира Толстой достигает пика, когда сразу после убийства Федора Кузьмича, главы «Мурзы», двое тупиц садятся сочинять малограмотные указы, регулирующие права народа. Безжалостный и жаждущий власти, но при этом примитивный в своем мышлении тесть Бенедикта заинтересован в благополучии народа еще меньше, чем предыдущий глава правительства, а самого Бенедикта мало беспокоит тот факт, что смена власти является шагом назад для обычных людей. Он давно перестал мечтать о социальной справедливости. Любые средства оправданы, если с их помощью он сможет достичь своей фанатичной цели — спасти «литературу» и накопить как можно больше книг.

Таким образом, мы наблюдаем постепенное превращение Бенедикта в антигероя. Неслучайно он родился с небольшим хвостом вследствие Взрыва. Он похож на собаку — и своей ограниченностью в том, что он в состоянии понять и, несмотря на свой от рождения добрый нрав, своей способностью поддаваться влияниям и становиться жестоким. Он хорош только настолько, насколько хороша его подготовка и среда—ровно настолько, насколько хороши обстоятельства, в которых он становится частью целого. Те же правила Толстая предлагает применить к языку и мышлению. За культурным полем нужно правильно ухаживать, иначе то, что на нем вырастит, не даст урожая. Хотя темные века её романа происходят в будущем, ее Россия представляет собой мутацию, которая уже произошла. Никита Иваныч, голос которого—единственный, намекающий на понимание, сознательно заявляет: «Почему всё меняется, всё? Ну ладно, люди, а язык, понятия, смысл! Хм? Россия! Все стягивается в узлы».

«Кысь»—произведение редкой глубины. Прекрасно, что оно опубликовано в замечательном переводе Джейми Гамбрел.

Перевод с английского EastWest Literary Forum. Перевод цитат обратный.

Об Авторе:

Olga Stein
Ольга Штейн
Торонто, Канада

Ольгa Штейн, доктор философии по английскому языку и литературе, преподаёт письменность, коммуникацию, современную и новейшую канадскую и американскую литературу в университете. Ее исследования посвящены социологии литературы. Ольга Штейн работала главным редактором журнала литературных рецензий Книги в Канаде. Журнал Books in Canada ( booksincanada.com ) опубликовал около 150 рецензий, 60 редакционных статей Ольги, а также многочисленные интервью с писателями. Ольга Штейн — редактор мемуаров Игра под прицелом: Рассказ спортсмена о выживании в Чили 1970-х годов Эрнана Э. Хуманьи; помимо того, она редактор раздела нон-фикшн в WordCity Literary Journal (многожанровый, интернациональный литературный онлайн-журнал wordcitylit.ca), в котором публикуются её статьи.

Olga Stein Ольга Штейн
Книжная полка
cover. not too heavy. Carlos. RoseFront
Carlos Penela

Двуязычный сборник избранных стихотворений Карлоса Пенелы, выдающегося галисийского поэта. Его ранние сборники стихов на галисийском языке были опубликованы в Галисии (Испания).

100 pms war
Юлия Немировская (редактор)

В этой антологии, составленной Юлией Немировской, представлены стихи русских поэтов, выражающие неприятие войны против Украины. Стихи на русском с английскими переводами.

1. Dislocation
Юлия Немировская (ред.) Анна Крушельницкая (ред.)

Антология стихов о войне между Россией и Украиной. Двуязычное издание (на русском и английском).

Видео
Проигрывать видео
Разговоры о книгах. Новая книга Зинаиды Палвановой
Продолжительность: 12 min.