Я начал читать монументальную работу Юрия Слезкина «Дом правительства», историю Советского Союза, рассказанную с точки зрения жителей московского Дома на набережной –  огромного жилого комплекса, созданного после переноса столицы из Петербурга в Москву для размещения правительства и коммунистической элиты. Создано немало ярких литературных произведений о жизни под гнетом террора в Советском союзе, но книга Слезкина населена персонажами, для которых революция не была бурей, разрушившей их жизнь, а, скорее, рациональным проектом, необходимой подготовкой для величайшего человеческого расцвета.

Это были истинно верующие люди. Тем не менее, еще до пика сталинского террора и чисток, эти люди поразительно быстро превратились в пустые оболочки и клочки нервов –  безнадежные человеческие руины.

Знакомые, с которыми я обсуждал эту тему, часто приходили к мнению, что это разложение –  результат раскаяния и мук совести. Возможно. Я же все более убеждаюсь, что причиной мог послужить банальный стресс –  стресс от неожиданности, возникающий, когда опоры, на которых вы стояли, исчезают, опоры, о существовании которых вы и не догадывались, пока их не стало. Разворачивающиеся обстоятельства могли бы сломать и сильного, цельного человека. Каким бы паршивым ни был старый мир, он был нормальным, предсказуемым, объяснимым.  Тогда как новый мир был… чем? Он все еще оставался идеей, и, хуже того, идеей без ног. «Ноги» –  огромная взаимосвязанная сеть законов, обычаев, институтов и организаций, которая поддерживает общество и позволяет ему функционировать изо дня в день. Старые ноги были постепенно отрезаны, так как согласно теории они укрепляли старый режим и должны были исчезнуть вместе с ним. Но ноги, которые должны были бы их заменить, были полностью теоретическими и не были представлены ни в каком виде. Так что голове машины не оставалось ничего, кроме как стать ногами, экспромтом применяя административные меры и оружие. К сожалению, эти действия не сократили дистанцию до нового мира. На смену старому миру пришел мир полный неопределенности и опасности, где верх одерживала грубая сила. Кто не сойдет с ума от этого, особенно, если эта картина видна ему во всей ее ужасающей ясности?

Типичный революционер, теперь бюрократ, был слаб. Он не был успешным, опытным человеком мира –  он существовал на окраине общества: бедный, злой, бесправный и безголосый. И он посвятил себя идеалу, столь далекому, что его могли придумать на Марсе. Но неожиданно такие люди оказались в центре политической жизни, стали принимать, или, по меньшей мере, реализовывать важные политические решения. Слезкин изображает людей, мало кто из которых был готов к такой роли, –  дети неожиданно превратились в государственных управленцев и должны были справляться с ответственностью, далеко выходящей за пределы их воображения, не говоря уже о компетентности.

Несомненно, похожая (но менее драматичная) ситуация сложилась и при  распаде Советского Союза. В биографии Путина авторства Стивена Ли Майерса обсуждается, как Путин участвовал в перестройке инфраструктуры Санкт-Петербурга  во время работы в городской мэрии в начале 1990-х. Среди прочего, Путин составлял и управлял государственно-частными строительными контрактами, которые были бы незаконными в большей части западного мира. Почему они не были запрещены в России? Потому что Советский Союз не был капиталистическим –  конкурентные контракты, закон о закупках и все остальное, многочисленные приемы и технологии, поддерживающие свободную торговлю, не практиковались и не существовали –  все это контролировалось государством. Вместе с крушением государства, общество снова осталось без ног. Это оставило дверь открытой  для тех, кто был готов идти к успеху любыми способами, и для кого преступление определялось скорее молвой, чем законом. Скорее всего, невозможно понять все последствия этого извне, находясь там, где многочисленные ухищрения и конструкции, поддерживающие наш образ жизни, воспринимаются как должное, а рассчитать или представить их разрушение почти невозможно. Но Слезкин дает нам хорошую возможность познакомиться с этим миром, со всем его стрессом, отчаянием и безвластием.