Вот он сидит, этот пожилой и даже, назовем вещи своими именами, этот старый человек, не больной и еще бодрый, но которого уже не спрашивают, то есть его дети, его собственные дети, не спрашивают, как им быть, а он накопил, да, опыта накопил, понимания, я знаю как, я знаю, думает он. Сидит и ждет, когда позовут, и тогда он скажет, я-я-я-я знаю как. Он им покажет (я знаю), объяснит (я знаю), лучше, лучше, больше, знает он (я знаю), как, что, куда поставить, где взять. Нет, не зовут, не спрашивают. Сидит, ждет. Сдерживается. Крепится. Наблюдает. Делают (они) без него. Наблюдает. Не интересуются (они) его мнением. Делают все не так. Он знает как. Ждет своего часа. Ведь споткнутся же, ведь не могут не. Теперь он уже не пожилой, не седой человек с красивыми морщинами, он охотник. Сезон открылся. Он индеец, подстерегающий врага. Душа его содрогается. Он теперь уже специалист по их ошибкам. Он ученый-технолог, сантехник их глупостей. Он ждет не дождется, когда. Он хочет, чтобы споткнулись, чтобы они упали, да, смешно, нелепо, унизительно расшиблись, бы поранились, да, больно. Пусть потом встают, попросят. Тогда он выходит на сцену. Сначала он помолчит, улыбаясь небрежно. Потом он скажет, ну что же вы так раскорякой-то, ошибочка вышла. Что, нос-то потек. Мда. Потом объяснит этим самостоятельным, этим отдельным, забывшем о нем, как и что, и почем, про фунт лиха, куда пристегнуть, как заполнить, о чем написать, как приварить, управиться, послать куда, как те ответят, что им (тем) на это сказать, как запаять, он ведь знает. Я-я-я-я знаю, думает он. Они заходят, приветствуют, быстро уходят, бегут по делам, не падают, не падают. Пока.