Сергей Катуков. Сказочка о потерянном языке

Также в рубрике Проза:

Henry Darger. Burning the crazy images tossed in all directions by the explosion, n.d. detail, courtesy Collection de l’Art Brut, Lausanne
Генри Дарджер. Сожжение безумных образов, разбросанных во все стороны взрывом. (Деталь) Коллекция "Арт Брют", Лозанна.
Сергей Катуков. Сказочка о потерянном языке

Было это так давно, что никакого Сфинкса ещё и не было. И луны тоже не было. А играли покамест в домино и «царя гороха». Спрячут в тесто горошинку, испекут каравай и ну угощать им прохожего-перехожего, а кому выпадет каравайный отрез с горошиной, того нарядят в бумазейную корону, в парчовую тряпку и величают царем-горохом. Да водят вокруг него хороводы. Вот как давно это было. Поэтому и говорят: «при царе-горохе».

Жил-был в те поры богатый нефтяной промышленник. А небогатые нефтяные промышленники разве бывают? Торговал же и бумагой, и акциями, и деревами, и дериватами. И были у него и газеты, и прикормленные бумажные журналисты. А сами слова, вот эти козявки, про которые, чтоб захотел, и как захочешь, так бы и станцевали под промышленную дуду или вовсе чтоб сидели в коробке или принадлежали только ему, наколотые на иголочку, – такого не было. И он приходит в Нормативную палату. И говорит: отсыпьте мне горсть словесной руды, чтобы мне энной количествой индивидуально владеть. А никто другой бы не имел никакой возможности к им прикасаться. А ему: пожалте заплатить столько и столько, поставьте здесь подпись и владейте, когда захотите. Понравилось промышленнику: вот идёт, скажем, человек, разговаривает по телефону или с соседом, хочет, понимаешь, сказать обыкновенное слово, а язык – как раз как будто поскользнулся. Хочешь, понимаешь, написать обыкновенное слово – а раз-раз: рука и проскальзывает. Понятно: значит, нет никакой возможности написать или произнести слово, только мысленно. Читать можно, но только уже напечатанное. А самому – нет. Только скользкий пробел.

Промышленник хап ещё с несколько горстей, какие в карманы поместились, а потом и вовсе весь словарь. Сам балаболит, пока воздух не кончится в зобу – а остальные: ни гу-гу. А бумажных журналистов засадил писать купленными словами книги, чтобы народ ими снабжать. Вот как он завладел словом! Всяк теперь пляшет под его дуду. А куда денешься? Хочешь чего сказать: достаёшь разговорник промышленника и пальцем по нему водишь: мне, мол, водички продайте или хлебушка. Так и ходили поначалу с разговорниками. И на этом промышленник ещё больше заработал, чем на нефти и дериватах.

От слов, оставшихся в публичном употреблении, надо сказать, остались настоящие огрызки, обглоданные, так сказать, кости языка. Не всем было весело от такого узкого положения. И начали выворачиваться. Сначала взяли переговариваться жестами, потом напридумают слов, как семечек, и давай их щёлкать. Кто задом наперёд разговаривает, кто перемешает слоги, кто исковеркает их такими звуковым неправдоподобьем, что моя твоя невозможно андерстанд. Идёшь мимо и диву даёшься: зоопарк шпрехен шпрах гешпрохен!

Историческая лингвистика позднее насчитала полсотни локальных и групповых антицензурных наречий. Каждый любил поговорить по-своему, мычать или бекать. В моду вошли особенные болталии – ток-шоу, на котором надо переболтать всех остальных на сиюсекундном, импровизированном языке.

Но это только начало. Через неделю после успеха болталий общество пошатнулось. Никто не хотел слушать и понимать другого. Каждый говорил сам по себе. Справочники, конечно, разговорники и всю остальную бумажную литературу сбывали, чтобы приобрести последние остатки хлеба и одежды. В обществе – как зафиксировала позднее историческая наука – пробежал мохнатый Раздрай. Практикуется множество самодельных, недоделанных языков. Множество мелких групп, не понимающих и не взаимодействующих, но воюющих. За последние неразворованные средства производства. Отовсюду слышны разборки, локальные войны и конфликты. Заводы встали, склады растащили, земли забросили. Города и сёла погружены во тьму. Распалась связь времён, и с небес, гремя кирпичами, рухнула Вавилонская башня. Общество, как горько замечает историк в лирическом отступлении, без общего языка – развалины Вавилонской башни.

Помимо того, что мало кто чего мог понимать, начались повальные сумасшествия, потому что уже не могли связно и объемно размышлять. Последние находившиеся в сознании личности, как свечи в ночи, ещё светили собой, чтобы объединять вокруг себя деградирующую толпу.

Промышленник тот сам опустился и смешался с остальными. Последнее, что он помнил, – это как прибегает в Нормативную палату отказываться от своих языковых прав и претензий, но уже поздно, все утратили речевой слух, исходный язык мелкому бюрократу за регистрационным столиком кажется чужим, сложным, враждебным и вражеским.

И вот, восклицает историк, народ погибает в невежестве и сумасшествии…

Но в это самое время свою очередную поэму благополучно заканчивает поэт-отшельник. Два с половиной месяца он не выходил из дому, не включал телевизор и не читал френдленту. Теперь, когда была поставлена последняя точка, он вприпрыжку отправился в магазин за вином. И что же он видит? По улицам бродят одичавшие, бессловесные твари, только прямохождением и неискоренимой привычкой становиться в очереди ещё напоминающие человека. Так-так, обратился поэт к одному гражданину, сохранившему штаны, а вы не подскажете, что всё это значит? Гражданин отшатнулся от него и в ужасе бежал. А потом привёл за собой немую, голодную толпу. Ага, понял поэт, вот в чём дело! Был утрачен язык. Было утеряно вдохновение. Был разрушен внутренний хрупкий микрокосм. Как раз об этом моя последняя поэма. Ну что, Прометей, начнём, засучив рукава, зиждить новый мир!

И поэт собрал людей и посадил их перед собой кружком. Он читал лекции о стихосложении и красноречии, наизусть цитировал лучшие монологи человечества, пассажи из Шекспира и периоды из Пруста, песни из Гомера, повести из «Временных лет», ну и, конечно, самые любимые и удачные строки собственного сочинения. Но только совсем чуть-чуть. Это была неслыханная, невиданная возможность: подарить людям новую эру, озарённую чистым, мощным, звучным Словом, которое снизойдёт не на темнокожего, светловолосого, англичанина или мадагаскарца, но на племена пушкинцев, пастернаковцев, бродскианцев и набоковцев! Славная, славная будет эпоха, мечтал поэт.

Под вечер, когда сидящим у ног самопровозглашённого учителя надоело скандировать в рифму, обращаться левым полухором к правому с песнями, зубрить скороговорки, пословицы, буриме, складывать верлибры, гекзаметры, хореямбы, дактилевы многосложные псевдоанапесты, народ почесал в подмышках и разошёлся обратно по берлогам и пещерам.

Казалось бы, всё: погибло человечество! Труды миллионов лет погребены под вулканическим пеплом фраз вроде «Мы ленивы и нелюбопытны», под ковром мимолётных бабочек сна, зовущих вас забыться в пещерном углу…

Но в следующий понедельник шёл мимо депутат, ни печален, ни рад. Он вернулся из каникул по Швейцарии и должен был приступить к осенней сессии. Обнаружив плачевное положение дел и рассмотрев сквозь пальцы дилетантские прожекты поэта, он вмиг сооружает из опустившегося электората группу собственной поддержки, организует партию народного единства, гильдию защиты прав человека от человека, движение по защите отечества и отчества ото всего остального. Он говорил приятно и уверенно. Он заблаговременно отвечал на молчаливые вопросы, он вообще умел читать в душах человеков. Он обещал всё, потому что записать его обещания всё равно никто бы не смог. Слушатели единогласно аплодировали.

А через месяц всё наладилось. И всё было ещё прекрасней прежнего. Слова выдавали по карточкам и зачитывались по праздничным дня. И помыслить иное, кроме этих слов, было невозможно. Но все были счастливы. А поэт-отшельник заполз к себе в берлогу сочинять новую поэму, теперь уже совсем постмодернистскую, составленную из разных жанров, стилей, языков и слоистых хронотопов. Настоящую поэму-океан.

Вот вам и весь Витгенштейн.

 

Об Авторе:

Sergey Katukov photo
Сергей Катуков
Борисоглебск, Россия

Сергей Катуков — русский прозаик и переводчик. Публиковался в журналах «Новая юность», «Урал», «Крещатик», «Зеркало», «Иностранная литература», «Слово/Word», в сетевых изданиях «Семь искусств», «Лиterraтура» и др.

Sergey Katukov Сергей Катуков
Книжная полка
Борис Кокотов

В сборник вошли стихотворения автора, написанные в 2020-2023 гг. (Русское издание)

KokotovL._SY425_
Нина Косман

Сборник трогательных, забавных рассказов о детстве в Советском Союзе.
«Яркая картина жизни за Железным занавесом». —Booklist (Книжное обозрение)
«Эта уникальная книга необходима для дискуссий о свободе». —School Library Journal

Марина Эскина

«Длинные сумерки» — пятый сборник стихов Марины Эскин. (Русское издание)

Marina skina._SY466_
William Conelly

Сборник детских стихов.
«West of Boston» —  стихи для детей с очаровательными иллюстрациями художницы Нади Косман. Стихи для детей написаны поэтом Уильямом Конелли. На английском.

Илья Перельмутер (редактор)

Международный электронный журнал русской поэзии в переводах. В каждом номере публикуются поэтические тексты на иностранных языках.

 

Мария Галина

Седьмой сборник стихов Марии Галиной, завершенный ровно за день до начала российского вторжения в Украину. Двуязычное издание; переводы Анны Хальберштадт и Эйнсли Морс.

Видеоматериалы
Проигрывать видео
Poetry Reading in Honor of Brodsky’s 81st Birthday
Продолжительность: 1:35:40
Проигрывать видео
The Café Review Poetry Reading in Russian and in English
Продолжительность: 2:16:23