Был 1994 год. Я только что прибыла в Америку как политический беженец из бывшей коммунистической страны, и начала изучать французский на магистерской программе в Университете Саузерн, и мой друг Б. знакомил меня с американскими реалиями. Б. – не такой уж типичный американец – так я, которая в то время видела только американские ценности, характерные для Юга – думала в то время. Это интеллектуальный, любознательный молодой человек, читающий по-французски, пишущий музыку, и к тому же нечто вроде компьютерного гения. А еще он тонко чувствует, заботится об окружающей среде и никогда не смотрит телевизор. Глядя из сегодняшнего дня нужно признать, что хотя в то время он был совсем не похож на среднего американца, всякий, читающий эти строки в 2021 году, очевидно признает, что во многих отношениях он был типичным американским студентом.

Однажды Б. попытался убедить меня, что каждый может быть тем, с кем он себя отождествляет, как только у человека возникнет такое желание. Например, он, американец, может быть австралийцем, если захочет определять себя как австралийца. Бывал ли он в Австралии? Нет. Было ли у него нечто особенное, что связывало его с Австралией? Кто-то из его предков? Нет. Или, может быть, он изучал австралийскую культуру и теперь чувствует близость к ней? Нет, ничего такого не было. Он просто хочет определять себя в качестве австралийца, и кто я такая, чтобы сказать ему «нет»?

Меня это, разумеется, выводило из себя, эта карикатура на толерантность, ибо именно этим оно и являлось – это было частью нашего обсуждения «толерантности», выражавшейся как перформанс идентичности: я могу быть, кем бы я ни захотел быть. Вопрос, которым Б., кажется, никогда не задавался – что такое быть?

В какой-то момент американской истории – не знаю, когда, но определенно до того, как я приехала – американцы перестали просто «быть», заменив бытие на «определять себя как». Когда человек более не «есть», он может быть кем угодно, выбрав для себя любую личину в Магазине Идентичности (спасибо Лайонелу Шрайверу за это выражение), как выбирают конфеты. Ирония заключалась в том, что Б. здесь придерживался того же мировоззрения, как та часть Америки, которую он презирал больше всего: в данном случае это были Лас-Вегас и Дисней Ворлд. Потому что, чем иным являются все эти копии стран, которые можно увидеть в этой Америке-на-стероидах, как ни «бытие-как-идентификация»? Кальки другого бытия, которые любой американец с достаточно пухлым кошельком может купить и идентифицировать с собой? Я «идентифицирую себя как», потому что я не способен никем «быть». Я «идентифицирую себя как», потому что у меня нет собственных корней, и я могу копировать вашу сущность и воспроизводить ее, пока она не превратится в пустую банку супа Кэмпбелл, место которой в музее. За что я получу миллион долларов.

Если вы сомневаетесь, что «я идентифицирую себя как» – это американская идеология, попытайтесь перевести эту фразу на какой-нибудь другой язык, и вы убедитесь, насколько неестественно звучат эти слова. Перевод – всегда лучшая проверка концепции, позволяющий увидеть, откуда она происходит, и если концепция звучит по-английски и возникла в последнюю сотню лет, можете быть уверены – она родилась в Америке.

Перейдем к более близкому времени: поскольку желание миметично (и это не я сказала – смотрите Дени де Ружмона и Рене Жирара), теперь мы живем в мире, где «идентичность» заменила бытие, это мир американцев-которые-идентифицируют-себя-как-австралийцы, чье присутствие заявляется настолько громко, что уже австралийцы начинают высказывать беспокойство. Почему, спрашивают они, эти фальшивые австралийцы привлекают к себе столько внимания средств массовой информации, а к их требованиям прислушиваются больше, чем к требованиям подлинных австралийцев? На это американцы-идентифицирующие-себя-как-австралийцы отвечают, что их чувства попраны, что австралийцы – это кучка фанатиков, говорящих на языке ненависти, и на самом деле они вовсе даже не настоящие австралийцы, а настоящие австралийцы – это они, американцы, и они могут это доказать, потому что теперь у них есть паспорта, где написано «австралийцы». Это сумасшествие, отвечают австралийцы, мы – настоящие австралийцы, но их настаивание на своей «идентичности» является доказательством, считают американцы-идентифицирующие-себя-как-австралийцы, их фанатичности и приверженности языку ненависти. В итоге американцы принимаются преследовать австралийцев за преступление на почве ненависти, обозначенного ими как «американо-как-австрало-фобия». Таким образом австралийцы превратились в нацистов, а американцы – в австралийцев, и выступают теперь под австралийским флагом на Олимпийских играх.

Допустим так, скажут некоторые из вас, это забавная метафора, или что бы это ни было, мы поняли, вы просто используете беднягу Б., чтобы скрыть свою «американо-как-австрало-фобию».

Во-первых, Б. – реальный человек и история об австралийцах тоже реальна. Я говорю о том, что за любой идеологией стоит другая идеология, которую вы, возможно, не видите, потому что находитесь внутри нее и думаете, что это универсальный способ существования в мире. Но ваше предположение основывается только на американских исходных данных. Именно потому, что вы видите мир сквозь призму американской идентичности, вы начинаете с того, что полагаете, что X может стать Y. Если бы кто-то изучил ситуацию по всему миру, я гарантирую, вы бы обнаружили, что люди, которые наиболее рьяно отвергают эту идеологию, это крестьяне, а именно, крестьяне за пределами западного мира. Потому что мировоззрение крестьян основано на бытии. Это мировоззрение, основанное на земле, с которой они взаимодействуют каждый день. Настоящей земле, не копии. Люди, верящие в копию как в «подлинную вещь» (еще одна американская концепция, которая могла появиться только в культуре, где «настоящая вещь» больше не существует и поэтому становится идеалом), все такие люди происходят из городской культуры, культуры механического воспроизведения (см. Вальтер Бенджамин). Вера в «я идентифицирую себя как» это вера в то, что копия более подлинна, чем оригинал, поскольку то, с чем вы отождествляете себя, является копией чего-то, что предшествует ей. Последствия этой идеологии заключаются в том, что когда «бытие» превращается в «идентификацию-себя-как», мы находимся в шаге от идентичности как товара, и скоро вашей «идентичностью» начинают торговать на «рынке идей» (еще одно любопытное американское выражение, предполагающее, идеи ничем не отличаются от других товаров, которые можно покупать и продавать), и продадут ее тому, кто предложит самую высокую цену. Само ваше существо превращается в пустую банку от супа, которой играет диснее-американец, читающий вам лекцию о пороках капитализма. Потому что прежде всего этот американец-идентифицирующий-себя-как-австралиец, разумеется, борец с капитализмом.

Сегодня для некоторых – и я признаю, что отношусь к их числу – капитализм это система, зародившаяся во Флоренции XVII века, с современной банковской системой, система, существующая вне моего существ, которая позволяет этому существу функционировать в современном мире. Это необходимая система, но глубоко она меня не затрагивает, мое существо находится вне ее. Что не так для американца-идентифицирующего-себя-как-австралийца. Для него «капитализм» – синоним всего, что ему не нравится. Парадокс – колоссальный парадокс – заключается в том, что внутренняя сущность такого человека полностью заражена самой логикой капитализма, поскольку он не может видеть ничего само по себе (Адорно когда-то сказал, что когда капитализм касается всего – и он полагал, что в Америке капитализм коснулся всего – люди больше не могут видеть «сути» вещей). Когда все является только копией нечто не существующего, поскольку ничто не подлинно, само существование становится товаром, который можно копировать, приумножать и воспроизводить на Рынке Конфетной Идентичности. Американец-идентифицирующий-себя-как-австралиец рассматривает собственное бытие и бытие других людей в качестве товара не со зла – в действительности он очень хороший человек – но потому, что он не способен на бытие. Он неспособен на бытие, и поэтому все для него является «идентификацией», то есть присвоением бытия. Он не способен сказать «я есть», потому что может понимать только «у меня есть». «Я идентифицирую себя как» это карикатура на бытие. Бытие как карикатура. Идентификация как абсолютная коммерциализация бытия. Верить в идеологию «я идентифицирую себя как» означает верить, что копия более реальна, чем подлинная вещь. (Не верьте мне на слово, прочтите работы почти всех французских философов за последние сто лет, и начните с «Совершенного преступления» Бодрийяра. По иронии судьбы, некоторых из этих философов обвиняют в создании этой идеологии, и это обвинение основано на одной из крупнейших культурных апроприаций в истории, прочтении французской мысли американскими учеными).

Эта американская идеология представляет себя как идеологию, порожденную стремлением к терпимости и вовлеченности, но на самом деле в конечном итоге она вредит тем самым людям, которым якобы помогает. Пример:

Недавно я подавала заявление о приеме на работу и должна была ответить на вопросы HR, среди которых был такой: «Идентифицируете ли вы себя как инвалида?» Я ответила «да» только потому, что из трех предоставленных мне вариантов ответа это был единственный, который я могла выбрать, однако суть заключается в том, что я не «идентифицирую» себя как инвалида, я есть инвалид. Эта формулировка моего будущего работодателя, создающая видимость озабоченности по поводу моей инвалидности, на самом деле оскорбительна, поскольку подразумевает, что инвалидность – не реальность, а своего рода спектакль или представление. Любой может заявить, что он «идентифицирует» себя как инвалид, и поскольку идентификация в новой идеологии нашего времени является ощущением, не существует объективного способа отвергнуть любую такую  «идентичность». Если любой может присвоить себе инвалидность, просто заявив об этом, отсюда следует, что моя инвалидность оказывается бессмысленной. Фактически, представление об инвалидности как идентификации является прямым путем к мошенничеству, так как предлагает всем желающим присвоить что-то, что им не принадлежит, только чтобы набрать баллы. Этим людям не нужно ежедневно испытывать физическую инвалидность, которую испытываю я, включающую в себя огромные затраты на помогающих, постоянную борьбу с системой здравоохранения и тщательное планирование тех вещей, которые большинство людей считают само собой разумеющимися, например, как добраться из пункта А в пункт Б; и тем не менее, они могут получить статус инвалида просто заявив об этом, в чем, очевидно, единственно был заинтересован мой потенциальный работодатель. Высказываемое беспокойство по поводу моей инвалидности на самом деле является издевательством, полностью сводящим на нет саму реальность инвалидности. Но отчего это должно нас удивлять? В конце концов, «идентичность» – это фикция по определению. Идентичность – это то, что мы выстраиваем у нас в головах, она не существует в осязаемой реальности вне их, и потому мир, заменивший реальность идентичностью обречен стать миром призраков и зеркал, которые мы швыряем друг в друга и за которые мы цепляемся, как сумасшедшие. Знаете, на что больше всего похож мир бесконечных зеркал? На Луна-парк. Клиника для лунатиков. Психиатрическая лечебница. Знаете, место, где можно найти всех людей, которые «идентифицируют себя как» Иисус Христос.

Я должна повторить то, что уже говорила о моем друге Б., потому что это важно для данного обсуждения: Б. – это реальный человек. Также он один из самых приятных, чувствующих и добропорядочных американцев, которых я встречала. Идеология американцев-идентифицирующих-себя-как-австралийцы – идеология очень приятных людей. Я знаю это, потому что многие из них – мои друзья. Причина, по которой стоит это повторить, заключается в следующем: мы склонны считать, что Зло возникает в злобных умах у морально выродившихся людей, которые хотят притеснять народ, и хотя это в некоторых случаях верно, это верно не всегда. Иногда дурные идеологии рождаются в умах самых хороших людей с самыми лучшими намерениями. Я полагаю, самое неверно понятое высказывание Ханны Арендт о «банальности зла» было направлено на то, чтобы развеять миф о зле как плоде усилий некоего монстра. Зачастую зло принимает образ банальности и может даже выглядеть как добро.

Альта Ифланд. Июнь 2021

Перевела на русский Татьяна Бонч-Осмоловская