Queen Shabbat walks through the town, her gait is light, her trace is unseen.
Old Moishe walks in front of her; he knocks on the shutters shouting all over town:
he shouts – Shabbat is coming, Jews, no work to be done, I mean,
you’ve been gone so long, it’s time for you to calm down!
No milking the slaughtered goats, no patching the rotten shoes,
no sweeping the ruined houses, no cleaning the void, oy vey!
It’s time to pacify this gevalt, this kolkhoz of Jews!
Don’t scream in pain, your scream is heard miles away!
Calm down, Moishe, no one hears our scream,
calm down, Moishe, no one hears your knock,
if anyone’s fussy, it’s you, in the extreme;
you knock on the void, dead man, turn back the clock.
What do you want, you annoying nitwit?
Wine poured into glasses, two challahs under a cloth,
women whisper, Shabbat candles are lit;
the whisper’s unheard, the candles burned out, and so forth.
But Shabbat reigns, preceding eternal week,
for the One, eternity is shorter than Shabbat day.
Old Moishe knocks on the shutters, his hand is weak,
he’s dead, he’s proud, he thinks: eternity follows me on my way.
Шаббат шалом!
Царица Суббота идет по местечку, легка походка, незримы следы.
Старенький Мойша идет перед ней, в ставни стучит,
и местечко внимает его словам:
он кричит – Суббота идет, евреи, бросайте труды,
вас давно уже нет на свете, пора успокоиться вам,
довольно истлевшую обувь латать, доить зарезанных коз,
подметать разрушенные дома, наводить в пустоте чистоту,
пора усмирить этот гвалт, этот еврейский колхоз,
не кричите от боли, ваш крик слыхать за версту!
Успокойся, Мойша, никто не слышит наш крик,
успокойся, Мойша, никто не слышит твой стук,
уж если кто суетлив – это ты, несносный старик,
стучишь в пустоту, мертвый старик, не покладая рук,
Чего тебе надо, въедливый книгочей?
Две халы на белой скатерти, в бокалы налито вино,
женщины что-то шепчут, зажигая огни субботних свечей,
но шепот тоже не слышен, и свечи сгорели давно,
Но Суббота царствует, предваряя вечный покой,
для Единого вечность короче субботнего дня,
старенький Мойша стучит в ставни слабой рукой,
он мертв, он горд, он думает: вечность идет позади меня.