Одним необычным утром, в старом, добром 1966, когда наши друзья из Вьетконга одержали очередную победу над американскими империалистами, весь класс стоял по струнке под неусыпным оком советского воина с плаката. В правой руке воин держал красную ракету, а в левой болтался крохотный американский летчик. На заднем плане с тусклого неба падал сбитый самолет-разведчик. Подпись гласила: «Солдаты мира, будьте бдительны». С потолка падала вода. Она уже стерла буквы ИРА и Б, и подбиралась к ракете.
Учительница географии / научного атеизма Мария Ивановна Бабаяга ковыляла по проходу между черными двойными партами, вглядываясь в лица детей. Ее тело напоминало картофель, но не сладкого американского сорта, а домашнего, с четырьмя длинными отростками для конечностей, с наростами для носа и ушей, а также с ножевым разрезом вместо рта, и двумя каплями сока для глаз. На ней была гражданская одежда: оливковое платье, ботинки со скрипом. и медали за Отвагу, и за освобождение Варшавы от нацистов или поляков.
Подойдя к Саше, единственному еврейскому мальчику в классе, она остановилась. В свои шестнадцать лет, высокий, худой и книжный, он походил на восклицательный знак.
«Кто прочитал всего ‘Тарасa Бульбу’, дети?» — спросила она класс, злобно глядя на Сашу.
Все советские школьники изучали повесть Гоголя на уроках русской литературы. Тарас был украинским гетманом, казачьим полководцем, который воевал с поляками в 17-ом веке. История эта была настолько злобно антисемитская (хотя и классика исполненная рукой мастера), что даже советское правительство, не особенно дружелюбное по отношению к евреям, изъяло эту главу из классного чтения в средней школе.
Саша прочитал полную версию в библиотеке, и хотел читать ее вслух своему дедушке. Дедушке было семьдесят, но он все еще мог одним ударом расколоть бревно топором.
Дедушка слушать отказался. Дедушка сказал, что занят. И ещё он сказал, что читал эту книгу , когда сам учился в школе, и добавил, что, когда он был маленьким, он видел эпитафию на надгробии и эта эпитафия была пародией на лозунг российской ультранационалистической организации «Черная Сотня»: «бей евреев, спасай Россию».
— Здесь лежит бедолага Тарас. / Бил жидов, но Россию не спас.
— Ты это сам придумал? спросил Саша.
— Разве не этим занимаются писатели?» Сказал дедушка. «Придумывают небылицы, чтобы просветлять и развлекать человечество. Хочешь помочь мне разрубить полено?
В ту ночь была Ханука, праздник света. Дедушка зажег менору в глубине комнаты.
— Она должна стоять на подоконнике», — сказал он. — Но там небезопасно.
— Боишься огня? — спросил Саша.
— Боюсь КГБ.
— Я прочитала всего «Тараса Бульбу», — мяукнула любимица учительницы Мура Васильева. У нее был кошачий позвоночник, и Саша подозревал, что она в состоянии лизать свою собственную жопку.
— Помнишь, как Тарас спасает Янкеля в главе 4? — спросила ее Мария Ивановна и повернулась к Саше.
Саша помнил, но ничего не сказал.«Жида будет всегда время повесить, когда будет нужно,» говорит Тарас в этой главе. «а на сегодня отдайте его мне.»
-Да, я помню, — ответила Мура, обнажая свои остренькие зубки, блестящие, как на любимой бабушкиной швейной машинке «Зингер».
Саша стоял по стойке смирно, ожидая удара. «Рубится и бьется Тарас, сыплет гостинцы тому и другому на голову, а сам глядит все вперед на Остапа…» ~
— В этой главе прекрасно описан русский национальный характер, — сказала Мария Ивановна.
Саша не мог больше сдерживаться.
— Тарас был украинцем, Мария Ивановна, — сказал он. — У него были антисоциалистические взгляды. Он называл евреев жидами. А «бульба» в переводе с украинского означает «картофель». Не очень романтично.
— В отличие от одного особого меньшинства — космополитов без корней, и русские, и украинцы принадлежат к коренным нациям», — наконец нанесла удар Мария Ивановна.
«Но за такой совет достался ему тут же удар обухом по голове, который переворотил все в глазах его.»
Половина класса смеялась. Не смеялась Римма, единственная девочка из того же меньшинства.
«Опять вынырнула перед ним, как бы из темной морской пучины, гордая женщина; вновь сверкнули в его памяти прекрасные руки, очи, смеющиеся уста, густые темно-ореховые волосы, курчаво распавшиеся по грудям, и все упругие, в согласном сочетанье созданные члены девического стана.»
Волосы у Риммы были рыжие, поэтому если она бы скакала впереди кавалерийского полка, ее волосы развевались бы на ветру, как красное знамя. Но может быть она не хотела поддерживать еврея.«Или обманул жид и попался он просто в неволю. …»
Мария Ивановна вернулась к своему столу.
Саше было ясно: она считает, что уже достаточно унизила единственного представителя мужского пола этого особого меньшинства. Ему захотелось провалиться сквозь пол в спортзал этажом ниже, и там найти клюшку побольше чтобы училку пристукнуть.
Учительница всё говорила и говорила. Рот ее открывался и закрывался. Но Саша ее больше не слушал.
Поскольку Саша сквозь пол не провалился, он загадал желание, чтобы вместо этого стул учительницы рухнул под ее значительным весом, и чтобы она обнажила свои трусищи в процессе падения, небесно-голубое фланелевое чудовище достигающее ее колен, по словам мальчика на передней парте.
«С громом падают на землю кони…»
Не получилось.
По сюжету Тарас убивает своего сына Андрея, перебежчика. Какой-то шутник написал на полях книги: «’Чем я тебя породил, тем я тебя и убью’», — сказал Тарас Андрею и отошел на два метра».
Саша слушал, как учительница рассказывала почему малым народам Кавказских гор было выгодно стать частью России в XIX веке, и думал о подчиненных Тараса в конце рассказа.
«Казаки быстро плыли на узких двухрульных челнах, дружно гребли веслами, осторожно миновали отмели, всполашивая подымавшихся птиц, и говорили про своего атамана.»
Учительница всё говорила и говорила. Рот ее открывался и закрывался. Но Саша ее больше не слушал.
После звонка он шел по коридору. На стенах висели портреты известных писателей. Он остановился около Гоголя, щеголеватого, с длинными волосами и подстриженными усами.
— Почему ты был таким антисемитом, Николай Васильевич?
Гоголь чуть пошевелил губами. — Я был продуктом своего времени.
-Это просто клише. Боюсь, что за этим последует «у меня есть друзья-евреи».
Гоголь даже глазом не моргнул. «Управляющий моим имением был еврей. Я дарил ему подарки на Пасху. Звали его Троцкий».
— Лев Троцкий?
— Давидка. Любимчик слуг.
Вдруг на лицо писателя упало отражение красного огня, и Саша прищурился.
-Ты сам с собой разговариваешь?
Саша обернулся. Римма.
— Никак нет. Просто допрашиваю Гоголя. На украинской мове.
— Думаешь это смешно?
— Не я думаю. Ты думаешь. Не хочешь со мной погрести? У друга моего дедушки есть лодка.
— Не возражаю.
Они ушли, держась за руки, а Гоголь корчил рожи у них за спиной. Он, наверное, разучился грести на настоящей русской лодке и им завидовал.
Через час Саша и Римма гребли на юго-запад, подальше от берега. Море было черным. Завывал ветер. За ними, словно железный занавес или мокрые простыни, падал холодный дождь. Волны бросали им в лицо морскую соль.
Они продолжали грести туда где им казалось царит справедливость, и гребли они даже быстрее чем рядовой казак, как будто призрак Тараса пытался их настичь.
Вскоре ветер утих, и появились звезды, как огни миллиардов менор, как будто никто на небесах не боялся КГБ.
И теперь какой-нибудь щеголеватый, усатый, двуязычный или даже трехъязычный писатель будущего должен написать о них повесть, которую будут читать и изучать в школах в течение сотен лет.
Перевод на русский автора