Здесь неба не было. Я думала, пройдёт.

Ушла домой, вернулась через год,

А воздух стал тяжелым, как вода.

Наверное, вернулась не туда.
 

И дома неба не было, и там

Ходил за мною воздух по пятам.

Не приближаясь, тёк себе и тёк,

От ужаса пустился наутёк,
 

Когда, как рыба, я открыла рот,

Сквозь жабры пропустила кислород,

Вздохнула, приспособилась к воде…

А неба больше не было. Нигде.
 
 
Страсти по винограду
 
Так проходит время – июнь за маем,

И пока мы лишнее отсекаем,

Наступает август в конце концов.

Город мертвых, летом неподражаем,

Виноградным давится урожаем,

Дом напротив вялит своих жильцов
 

На уютной с виду покатой крыше.

Почему-то солнце не любит рыжих.

Дни по стенам тянутся, как лоза,

Виноградным соком на землю брызжут…

Что-то в нас осталось ещё и дышит.

Неживое смотрит во все глаза.
 

Человек без кожицы – мякоть с кровью.

Город мёртвых – небо с асфальтом вровень.

На воротах в вечность – большой засов.

Виноград без мякоти – плоть без плоти,

Кто мы, что мы – в жизни круговороте?

Чуть родился, глянешь – уже засох.
 
 
* * *
 
Облака ли, с грузом корабли,

Ползают по небу еле-еле.

Прежде, помню, знатно мы цвели

Круглый год, особенно в апреле.
 

Всякое случается с людьми…

В лиственных могильниках под вишней

Ни случайных листьев нет, ни лишних.

Все сгниют, какого ни возьми.
 

Непосильным видится ущерб –

Словно что-то главное сломалось.

А такая требовалась малость –

Чтоб живые… листья и вообще.
 
 
* * *
 
The sky was gone. I thought this wouldn’t last.

I left for home and once the year had passed

came back, to find the air turned water-dense.

I must have gotten lost somehow, I guess.
 

At home the sky was also gone, and there

I was trailed closely by the watery air,

which streamed along, just within sight,

until it up and tore away in fright
 

when, like a fish, I gasped till I could feel

the oxygen flow swiftly through my gills,

I sighed, got used to water, lost my fear…

But all the sky was missing. Everywhere.
 
 
The Passion of the Grapes
 
So passes time—comes May, then June,

And while we try our best to prune

The excess, August finally descends.

The city of the dead in summer can’t be beat,

The harvest of its grapes is clogging up the streets.

A house across the way sun-dries its tenants
 
Atop a roof that’s gently sloping down,

All but the redheads welcomed by the sun.

The days creep like a vine along the walls,

Spraying the ground below with grape juice.

There’s some breath still left within us,

But a deathly stare is trained upon us all.
 
A man with skin peeled off is pulp and blood.

The city of the dead—the sky flat with the road.

Gates of eternity stand shut with padlock on.

A grape without its pulp, flesh without flesh,

Who, what are we, in life’s mad dash?

One moment, born—next, shrivelled up and gone.
 
 
* * *
 
Are those clouds up high or cargo ships

Crossing the skies at a crawl?

How bright we bloomed in bygone days,

All year, and more in springtime, I recall.

 
People end up with all kinds of breaks…

In the sepulchers of leaves under the cherry,

No leaves are accidental—all are buried.

All will rot, whichever one you take.
 

Still, the loss appears too great, too cruel—

As if something broke that matters most,

And how precious little we have wanted—

Just that they should live… the leaves and all.