Мы открываем глаза.
Мы открываем рот.
Смерть всё вернёт назад.
Сделает наоборот.
Свёрнут экран окна.
Больше не виден сад.
Можно сойти с ума.
Смерть всё вернёт назад.
Жизнь объявляет шах.
Жизнь объявляет мат.
Страх превращая в прах,
Смерть всё вернёт назад
И мы закроем глаза.
И мы закроем рот.
Но жизнь вернёт назад.
Сделает наоборот
* * *
Когда у палача наступит день получки,
в паек ему дадут и масло и крупу.
Он соберет паек, конфет прикупит внучке
и нежно сложит их в пустую кобуру.
Он побредет домой к жене своей родимой.
Она кормить его начнет как на убой.
Он отойдёт ко сну на дне большой перины
и будет говорить всю ночь с самим собой.
Он будет видеть сон до ужаса знакомый,
где в полной тишине в него глядят глаза
холодные, как окна брошенного дома,
в который никого вернуть уже нельзя.
Он встанет до зари измученный, суровый,
не видя перемен от перемены мест,
наденет сапоги, не говоря ни слова,
шагнет через порог и понесет свой крест
* * *
среди
царских
хором
за широким
столом
смертный
ной
и бессмертный
харон
вот и он
утирает
ною
слезу
не печалься
всех
перевезу
жизнь
ковчега
зависит
от ноя
за хароном
всё
остальное
* * *
Здесь повсюду такие глухие места.
Автомат натирает в районе хвоста.
Никогда красота не коснется крота.
Здесь три мили ползти до моста.
Только так мы и можем пройти через лес.
Если нет головы – не поможет протез.
Просто так ни кого к нам не спустят с небес.
Манна кончилась, нет нам чудес.
Даже пусть не просохнет топор палача,
Мир в итоге всегда – боевая ничья.
Смерть стоит на пороге любого жилья,
у неё ни кола, ни белья.
Не грузи меня праведник Ной.
У меня в голове апельсин заводной.
У меня автомат, он висит за спиной.
У меня пистолет в кобуре, наградной.
Я бы мог наплевать, если б не был больной.
У меня ни одной железы нет слюнной.
Не грузи меня Ной.
* * *
Здесь, как и прежде, леший бродит,
Тугую бороду скребя.
А котик по цепи не ходит,
Всё чаще ходит под себя.
Здесь на своём последнем сроке
Белеет парус одинокий.
А у раздолбанной дороги
Сигналит аист одноногий.
Здесь на невиданных зарплатах
Растут дворцы в лохматых лапах,
А хижины иных зверей
Стоят без окон и дверей.
Здесь за большими теремками
Лишь лисы тешатся с волками.
Где водку шведского разлива
Закусывают Колобками.
А мой несчастный соплеменник
Как дурень произносит тосты:
За поле белое пельменей!
За море квашенной капусты!
Висит над чёрной сковородкой.
И, принимая жизнь как данность,
Пока не захлебнулся водкой,
Все выражает благодарность.
* * *
Вы вначале представьтесь, святой наш отец.
Пусть героев узнает родная страна.
Сколько Вы освятили различных ракет —
«Воевода», «Сармат», «Сатана»?
Разрешение Бога на это спросив,
окропили обильно святою водой,
А потом — навели на жилищный массив
и отправили грешников сих на убой.
Стариков, инвалидов и малых детей,
просто так, без особых затей.
Если вера — брехня, милосердие — тлен,
Никогда вам не встать, не подняться с колен.
Честь, что тише воды, совесть — ниже травы.
Никогда им не встать, не поднять головы.
