Меню
Меню
Меню
Еще прошли немного и присели у воды. Тишь. Тая прилегла. И вдруг — громкий треск ломаемых ветвей, напротив нас, за речушкой, в зарослях. Страх еще не успел обжиться, лишь прихватил с краю, а перед нами уже стоит мифически огромный одинокий слон с бивнями почти до земли. Стоит и смотрит на нас. Долго, невозможно долго. Спокойно, шепчу Тае, не поворачивая к ней голову, не смотри в глаза ему. Она и не смотрит, лежит лицом в землю, чуть позади меня. А он все стоит, не отводит взгляд. И протягивает хобот в нашу сторону, вбирает воздух. Водит туда-сюда. И медленно погружает хобот в воду, подносит ко рту. Пригубливая, как из ладони. И отпускает воду, как из ладони, стекать вниз. Как это делают индусы, исполняя ритуал речной пуджи. И не сводит глаз. Колеблется, решает. Сканируя тебя этим взглядом всего, послойно — кто ты есть. Тая как-то сдавленно вскрикивает за спиной. Раз за разом. Тише, говорю, не разжимая губ, тише. Черт, вскрикивает она в землю, черт… А он стоит над нами, этот слон слонов, смотрит. Чуть поворачивая голову влево, вправо. Чтоб разглядеть лучше — краем глаза, в котором, кажется, вся вселенная вместе с нами, сидящими далеко внизу. И тут я замечаю, что у самой земли он держит на весу зеленую ветку, перебирая ее хоботом, как четки. Смотрит — и перебирает. Нас, нашу жизнь, как эту ветку, перебирает — «да» или «нет». А глаза текут, борозды с мутными ручьями, то есть не глаза — железы, как же я не увидел сразу — период гона. Он даже не будет предупреждать, топорщить уши, делать ложную атаку, просто вминает ногой в землю и рвет человека хоботом, как ветку. Два дня назад раздухарившиеся индусы отправились в лес на машине и на въезде ткнулись в стадо слонов, задев вожака. Я слышал, сидя у себя на веранде, его странный, вдруг съехавший на фальцет, трубный рев. Что же в нем происходит и почему он сейчас повернулся вполоборота и не смотрит на нас, не хочет испытывать себя этой болью, памятью, не сдержанной яростью? Стоит. Взвешивает. Как эту веточку. Две наши жизни. И аккуратно кладет их на землю, и исчезает в зарослях.
Translated from Russian by Nina Kossman
Поэт, художник и путешественник, автор более 20 книг прозы, стихов и эссе на русском языке, в том числе «Пир», «Книга», «Ее имена», «Человек и прочее», романов «Аморт» и «Адамов мост». Соловьёв был лауреатом Российской премии и премии «Планета поэта», а также финалистом ряда премий, в том числе премии Андрея Белого. Родился в 1959 году в Киеве, окончил филологический факультет Черновицкого университета, работал художником-реставратором монументальной живописи в церквях и монастырях Украины. В середине 80-х создал в Киеве авангардный театр «Нолдистанция»; в девяностых основал художественно-литературный журнал «Ковчег». В 2000 году создал архитектурный проект метагеймового города-лабиринта (Германия). В середине 2000-х создал клуб свободного мышления «Речевые пейзажи», а также стал главным редактором московского альманаха современной литературы «Фигуры речи». В последние годы путешествовал по глубинке Индии, снимая фильмы. Живет в Мюнхене.
В этом сборнике из 34 рассказов Алексис Левитин путешествует по миру (и по космосу), не расставаясь с шахматной доской, пытаясь понять как радость, приносимую шахматами, так и их влияние на жизнь игрокоов.
Сборник эссе и рецензий Арта Бека, написанные в начале 21-го века.
«Столбцы» — сборник ранних стихотворений Заболоцкого (опубликованный в 1929), переведенных на английский язык одним из лучших переводчиков русской поэзии на английский Дмитрием Маниным.
Александр Кабанов — выдающийся украинский поэт и патриот, борющийся за независимость своей страны своим самым сильным оружием — словами и рифмами — своим даром.
В потерянной подушке спрятан жемчуг, который, кроме всего прочего, может быть ингредиентом эликсира молодости. Каждый герой этих двадцати двух взаимосвязанных рассказов — иммигрант из реальных или воображаемых миров. (Магический реализм/рассказы об иммигрантах.)
В этот сборник включены стихи Андрея Кнеллера и его первводы Веры Павловой, одной из самых ярких современных русских поэтесс.
